Утро было безветренное, нехолодное, с моросящим дождем и мокрой землей. Одним словом чудесное утро, обещавшее превратиться в не менее чудесный день. Опять же, как гласит народная мудрость, от дурной головы ногам покоя нет. И поэтому, вместо того, чтобы греть задницу дома, я решила слегка прогуляться по соснякам, совместив приятное с полезным. Во-первых, это хорошо для цвета лица, во-вторых, это полезно для фигуры, а в-третьих при некой толике удачи можно было насшибать грибков на супчик. Напялив заношенные джинсы, старую болоньевую куртку и резиновые сапоги, я взяла в руки ведро и, обозрев себя, буркнула «Эротично!». Нет, все-таки в конце декабря с ведром в лесу это как-то не комильфо, могут неправильно понять даже в Крыму. Ведро пришлось заменить целлофановым кульком, сунутым в карман. Под ленивым дождем я направила беспокойные стопы в сторону ближайшего сосняка, по пути разглядывая свою гламурную обувь и вдохновенно мурлыкая «Здравствуй небо в облаках, здравствуй юность в сапогах».
Возле сосняка стоял красный жигуль, вызвавший у меня закономерное удивление: неужто, кроме меня, есть еще сумасшедшие грибники, мечтающие насшибать рыжиков на супчик под дождем и в грязи? Грибником оказался представитель народов Кавказа без ножа, без ведра, без куртки, но в спортивном костюме и легкой плеши. Перекинувшись парой фраз на грибную тему, мы распрощались, джигит двинулся к своему железному коню, а я в сторону сосняка. Мужской голос, вопивший: «Девушка! Девушка! Куда Вы идете? Стойте! Я лесник!» заставил меня прислушаться и остановиться. Прекрасно зная, что данный сосняк не является охраняемой зоной, язвительно уточнила: «Это территория лесхоза?» и, получив утвердительный ответ, законопослушно остановилась в ленивом ожидании представителя лесной власти. Представитель явился быстро, он оказался невысоким мужичонкой лет пятидесяти в камуфляжной куртке, шапке, именуемой в народе «гандон», с заживающей ссадиной на лбу и одухотворенным выражением лица, появляющимся у славянских мужчин в состоянии похмелья. Не удосужившись даже поздороваться, мужичонка с некой долей официоза грозно спросил: «С какой целью Вы тут находитесь». А я… я… да я отчитываться терпеть ненавижу, поэтому начала раздражаться. А когда я раздражаюсь, разговаривать со мной довольно трудно. Тихо вздохнув, спросила:
- Вы лесник?
- Да. Куда Вы идете?
- Предъявите удостоверение.
- Сейчас предъявлю. Что Вы тут делаете?
И понеслось… Гражданин упорно спрашивал о целях моего пребывания, я же не менее упорно требовала его удостоверения. В процессе разборок выяснилось, удостоверение у него дома и он его сейчас подвезет. Слегка разъярившись, я заявила: «Сей час мне не нужно. Мне нужно прямо счаз». В разборках также решил поучаствовать вернувшийся представитель дружественных кавказских народов, явно знающий мужичонку. Джигит спросил: «Что ты к ней пристал?», но мы с мужичонкой так увлеклись, что не обратили на кавказца внимания. Довольно агрессивно я спросила: «Вы кто такой?», - намереваясь дальше продолжить, что если он лесник, то должен иметь соответствующий документ, а если документа у него нет, то он может быть кем угодно. Однако продолжить мне не удалось, мужичонка перебил и ответил неожиданно горделиво: «Я – Урюпинский Андрей Александрович. А Вы кто такая?».
- А я Вам отчитываться не обязана, пока Вы мне документ не предъявите. А вот Вы мне отчитаться обязаны.
- А с чего это???
- А с того, что это не я за Вами хожу с воплями «ты-туда-не-ходи, ты-сюда-ходи».
Краем глаза я заметила, что джигит улыбается. Однако мужичонка все никак не мог понять моих аргументов, но эмоции он понял, поэтому решил сменить тактику. Приняв позу «товарищ Сталин выступает перед пионерами», он пафосно заявил: «Надо все делать правильно! Надо не вредить лесу». Слегка вытаращив глаза, я спросила: «А как ему вредят?», - мне ответили еще более пафосно: «Они его рубят, суки! Пострелял бы!». Вот тут я поняла, товарищ явно офигел от звездности своей, пышно расцветшей на ниве алкоголя, поэтому аргументы в споре нужно приводить максимально простые:
- А я с пилой иду? – спрашиваю, показывая свои пустые руки.
- Нет, - отвечает дядька, потом, неожиданно хихикнув, продолжает, - Но ты такая милашка! – и пытается меня приобнять.
Рефлекторно уклонившись от захвата за талию (реакция у дядечки в связи с похмельем была явно замедленной), я мысленно порадовалась, что оставила ведро дома. А то могла бы также рефлекторно им махнуть и у дядечки бы прибавилось ссадин на лице. Фыркнув, что пить надо меньше, я выдвинулась в сторону леса, на ходу посоветовав дядечке вернуться с удостоверением и патрулем. Вяло отгавкиваясь, дядечка погрузился в жигули джигита и они уехали.
В лесу кстати рубили и стреляли. Кипя от возмущения, я слегка поразмышляла и поняла, что дяденька с вечера хорошо принял на грудь, с утра похмелился и его потянуло на подвиги: он решил проверить подведомственную ему территорию на предмет вырубки сосен несознательными гражданами, которые во время кризиса не хотят выкладывать деньги за новогодние елки, а заодно и перед другом-джигитом порисоваться на тему своей крутости.
Вопрос в общем то не в том: почему я не могу гулять там, где хочу; и не в том: почему вместо того, чтобы в свое свободное время любоваться красотами крымского леса, я вынуждена объясняться с явно неадекватным человеком; а в том: почему всякий прыщ, получив какие-то гавенные корки и маленькую толику власти, считает себя пупом Земли и фигурой, равной Иоанну Грозному?